Русско-шведский проект «Все и Ева» стартовал весной 2024-го, объединив драму coming-of-age с триллером о цифровой идентичности. Поставила картину Магнолия Лунд, в России знакомая по опере-фильму «Сверхсвет». Сценарий сочинил дуэт Катерины Лискович и Хенрика Риксдаля: структура напоминает палимпсест, где каждая сюжетная линия переписывает предыдущую, сохраняя призрачные следы.
Синопсис
Действие разворачивается между Петербургом и Лулео. Стартап «AllMind» продаёт сервис пост-человеческой памяти. Героиня Ева Хедберг, аспирантка по нейропсихологии, тестирует алгоритм, случайно открывая копию собственных воспоминаний, смонтированную из фрагментов чужих жизней. Её попутчик — Илларион Поезднов, звукорежиссёр с синестезией, улавливающий эмоции словно микро-тональные аккорды. Пара пытается выяснить, откуда произошёл цифровой симулякр, пока город подталкивает их к энкосису — ритуальному распаду личности с последующим сбором во множественное «мы».
Визуальный строй
Оператор Астрид Стрем блестяще балансирует снежную безмолвность Севера и неон Большого порта. Камера использует технику «обратной фокусировки», когда задний план вспыхивает резкостью, оставляя героев в хрупкой боке-раскраске. Архитектура кадра упоминает скандинавскую нуминозность, а гранитные дворы Васильевского острова, снятые через инфракрасный фильтр, получают мистический флюоресцентный ореол. Высокая частота кадров (60 fps) поддерживает ксеноморфную эстетику, усиливая ощущение плавного хронотопа.
Музыка и звук
Саундтрек записал коллектив «Ochre Library» вместе с композитором Гарри Магомедзаде. Базовый мотив — адаптированный раннесредневековый гимн, настроенный краут-петлей: барабаны с фрикативным тремоло, вокодерный хоргул арфа-кластера. Тональность меняется по методу «энармонического заката», когда мелодия морфирует на микротональные четверти. В пятой серии слышен редкий инструмент фуяра — карпатская свирель длиной почти два метра, её тембр придаёт финальной сцене аромат древнего похоронного песнопения. Звуковая палитра вписывает речь героев в гранулярные глиссандо, стирая границу между диалогом и атмосферой.
Публика встретила премьеру с полярными реакциями. Одни видят смелый памфлет против идолатрии технологий, другие всматриваются в интимную хронику взросления. Я наблюдаю принцип «эмерджентной оптики»: при многоэтажном сюжете зритель выделяет собственный вариант истории, словно в калейдоскопе байесовских вероятностей. «Все и Ева» вливается в традицию североевропейского slow-burn, принося русский психологизм, скандинавскую сдержанность, континентальный композиторский драйв. Сплав напоминает алхимический retortus, где герои проходят фазу нигредо, достигают альбедо и оставляют зрителя на пороге рубедо — красного излучения зрелости.
