Картина «Боско» вышла весной 2024-го, режиссура — Карла Понтики, в главных ролях — Мария Веттер и Хоакин Наварро. Я присутствовал на предпремьерном закрытом показе, поэтому описываю впечатления из первых рядов. Сценарий вдохновлён одноимённой притчей о лесном демоне, пришедшем в мегаполис.
Авторы развернули повествование вокруг архитектора-интроверта, который вынужден противостоять собственному альтер эго — тотемическому существу из детских эскизов. Сюжет выстроен как палимпсест: каждый новый эпизод стирает предыдущий, оставляя фантомные следы, подобно гипнопринту (редкая техника, когда изображение проступает при определённом угле света).
Драматургия держится на так называемом эффекте «анодной тишины»: диалоги сведены к полушёпоту, звуковая дорожка почти бесшумна, благодаря чему даже вздох порождает акустический шок. Камера Франческо Рамоса плавает, будто цианотипия, выцветающая на глазах, — зернистый синий доминирует над тёплой палитрой, подчеркивая отчуждение персонажа.
Мифология пустоты
Фигура лесного духа прочитывается через код кельтского анимализма и латинского barocco. Скульптурная пластика движений подано методом ротоскопии, что сближает монстра с средневековой настенной фреской. Во время кульминации хищный силуэт растворяется в огнях небоскребы, создавая хиазм между природной архаикой и техногенным гиперсюрреализмом.
Композитор Элиас фон Гентц использует фольге-арт: живые предметы дают шумовой слой, над ними парят партесные (многоголосные) вокализы. Бас кларнет настроен в ритмико-тембровый строй пифагорейской коммы, создавая микровибрации, ощутимые телом. Зал реагировалгировал синестезией: зрители говорили о цвето-звуковом мерцании на уровне послеобраза.
Акустический рельеф
Музыкальная ткань контрастирует с минималистичной хореографией камерных сцен. Здесь каждый жест считывается как кинетограмма (графическая запись движения), ожидающий импульса. Вместо привычных катарсических аккордов слышен церебральный шум, напоминающий работу тахионной камеры Вертена — лабораторного устройства, фиксирующего частицы быстрее света.
Театральный критик Анри Дор не случайно назвал «Боско» «урбанистическим псалмом». Картина поднимает вопрос человеческой границы между внутренним диадическим пластом и социальным протоколом. Автор даже вводит термин «праксикон» — совокупность действий, совершаемых без осознанной верификации, демонстрируя автоматизм мегаполисного обитателя.
Социокультурный контекст
Визуальная архитектура ленты отсылает к нью-барселонской школе, где стекло трактуется как форма полувязкой материи. Я заметил прямое цитирование инсталляции «Liquen» Талерго, к тому же коду Реймсской мозаики, чьи мотивы обрамляют главного героя в финальном коридоре. Референсы не служат голой эстетикой, они расширяют семантическое поле до уровня мифопоэтического города.
После титров зал погрузился в секундное молчание, напоминавшее удар литавры: только затем раздались аплодисменты, будто пульсация общего сердца. На дебатах я задал вопрос режиссёру о продолжении, Понтики ответила лаконичным «темница открыта». Фраза отсылает к фриловскому (эзотерическому) представлению о невидимых шахтах под реальностью.
Смельчаки, готовые к экзистенциальному трекингу между урбанизациейзмом и фольклором, получат редкий киноопыт: лента резонирует чуть глубже диафрагмы, словно эхолокация в заброшенной крепости. Я покинул зал с ощущением, что левое лёгкое звучит иначе.
