Я встретил новую экранизацию сказки о домовом с лёгким скепсисом: в памяти жило шероховатое, уютно-мультяшное прошлое. Через два часа сеанса скепсис сменился неожиданным чувством светлой меланхолии — режиссёр Никита Корнеев собрал в один рисунок постсоветскую ностальгию, камерный хоррор и тихую семейную драму.

Истоки образа
Сценарий опирается на фактуру фольклора, разводя слои времени, словно археолог кистью. Виновник хаоса в квартире перестаёт быть «кудлатым смешком» и выходит в русло хтонической силы, родственной лешему или кикиморе. Авторский штрих — мотив «дом/идущее время»: домовой не стареет, в отличие от бетонных стен, которые хрустят усадкой. Эта параллель вспоминает термин «синхронная палимпсестность» — сосуществование разновременных пластов в одном пространстве.
Операторы Семёнова и Левицкий сняли ленту на тёплую плёнку Kodak Vision3. Зёрно создаёт визуальное бурление, будто пыль, поднятая веником Кузи. Камера скользит по коридорам без склеек приёмом «онероидный трекинг»: герои ощущают присутствие существа даже вне кадра. Яркий приём — контрапунктная катахреза (жанровое нарушение): в сцене семейной ссоры угольные тени закрывают лица родителей, а сам домовёнок стоит в ярком контровом свете.
Звук как ткань
Музыкальное поле выстроено Максимом Зозулиным — электронщиком, известным работой с «Трио Гротесков». Он вплёл в саундтрек звон трещоток, вокализы boy soprano и рисунки модульных синтезаторов. Пространство расширяется через «иммерсивный полифонический континуум» — техника, где каждый звук имеет собственную траекторию в зале. Я сидел под балконом и физически чтоувствовал, как Кузя «шуршит» по вентиляции слева, затем «садится» на спинку кресла за мной, при этом музыкальная линия лейтгармона (редкий инструмент, гибрид harmonia и терменвокса) мелодически комментирует действия без очевидных «мими-мотифов».
Звуковой монтаж избегает штампов скримера, финальный аккорд — нисходящая кварто-секста, напоминающая позыв сирены ППО: культурный кошмар превращается в коллективный. Единственная поп-песня, включённая в диалог о празднике новоселья, написана в стилистике «совиета-соул» — жанра, балансирующего между эстрадой 70-х и мемфисским звучанием Stax.
Этические аспекты
Главный вопрос: чем сейчас служит фигурка домового? Лента отвечает: домашний дух конденсирует семейное напряжение, действует как зеркальная фигура тени по Юнгу. Кузя подкидывает пыль, когда родители делают вид, будто разлома нет. И только ребёнок вступает с ним в прямой диалог, предлагая подсластить кашу леденцом. Пафос монолога режиссёра перед титрами лишён назидательности: «Дом — организм, ждущий честности».
Актёр Антон Васьков играет Кузю пластически: корпус согнут, ступни развернуты наружу, взгляд исподлобья, отдалённо напоминающий технику «шквал» в буто (японское експрессионистское движение). Он избегает цифровой маски, грим набран на основе целлулоидных накладок, вываренных в содовом растворе — при съёмке возникает кракле и фактура носит тон полуматовой терракоты: отсутствие CGI подчёркивает ручную теплоту истории.
Финальное впечатление? Лента звучит сдержанно, но долго не отпускает. Я вышел на улицу и поймал себя на желании переставить книги на полке, оставив пустой угол — вдруг маленький хранитель порядок заметит заботу и ответит шелестом благодарности.











