Погружение
Открываю показ ранним утром на фестивале в Юрсбурге: в зале ‒ сто человек, ни единого вспышечного смартфона. Дебютант Роман Колокольников выбрал неприятную длину волны ‒ 428 нм, словно Люмьер вновь окрасил ночь холодным ультрамарином. За первые три минуты камера кружит вокруг пустого катка, где лёд мутирует-мерцает, будто лимбический эпилог старого сна о коньках. Чувствую физиологическую дрожь зрительного зала: звукорежиссёр подмешал инфразвук в диапазоне 19 Гц, от которого у публики возникает морская болезнь.
Скелет сюжета
Антагонист Нильс Халлер, патологоанатом-танатохроник, устраивает подпольные поединки со смертью: каждый участник тянет жребий, после чего проводит сутки в городе без собственных телесных рефлексов, их перехватывает алгоритм «Mors Carte». Алгоритм записывает пульсации, выдаёт статистику, а заодно продаёт хакерам данные об аморальной реакции (крайнее возбуждение перед гибелью). Панель управления напоминает органную партитуру Лигети, где каждая клавиша ‒ чужая судорога.
Режиссура без седативов
Колокольников блокирует привычные склейки. Монтажёр Марта Кевендиш использует технику «плачущий кадр» — временное удлинение последнего кадра каждой мизансцены до 27 кадров, провоцируя эффект натянутой струны. Экран словно запаздывает за временем, как эхо под куполом базилики Сан-Мартин. Я замечаю, как у зрителей зрачки медленно расширяются, что выдаёт гипоталамический ответ на задержку события.
Музыка гемокод
Композитор Федерико Регальдо пишет партитуру с применением феноменоскопа, прибора, который трансформирует колебания гемоглобина актёров в микатональные аккорды. В кульминации, когда героиня Маруся снимает искусственную диафрагму, хор гортанных диплозвуков (сверхнизкое горловое пение) выводит зал в состояние легкой тахикардии. Я измерял свой пульс ‒ 112 ударов вместо обычных 68. Появляется ощущение, будто мясницкий топор рассекает пространство между кадрами.
Культурный гравитационный след
Сюжет отсылает к danse macabre XV века. Люди в картине помещены в серое лимбо, лишены тени. Художник-концептуалист Злата Шорина консультировалась у астрологов: каждое костное фрактале напоминание о бренной красоте. Даже рекламный постер воспроизводит трактат Теофраста Бомбаста о метемпсихозе, где каждая буква создана из миниатюрных остеоцитов.
Общественный резонанс
После пресс-показа город украсился тремя новыми граффити: белые контуры фигур без лиц, словно мелом на тротуаре. Молодёжные паблики уже цитируют реплики Халлера, называя их новым «инверсным экзистенциализмом». Кинокритики спорят о жанровой принадлежности: одни видят постмортальный неонуар, другие ‒ техно-глокализм (сплав локальной мифологии и глобального технофобского нервного тика). Я классифицирую ленту как танатонавтический обряд, где экран служит психопомпом, проводником между залом и кульминационной темнотой.
Этническая кромка
Лента лишена морализаторских подкладок, хотя финальный кадр – простреленный экран, который разрывается, обнажая реальный зал. Приём «четвёртая смерть» (вариация на тему «четвёртой стены») заставляет зрителя сдвинуться в кресле, ощутить собственный кардиоскрипт. Подобная рефлексивная петля близка концепции мобильного этического контура философа Мальвина: актёр умирает, зритель переживает гибель, кино продолжает дышать их общими остаточными вдохами.
Прогноз кассового маршрута
На старте европейский прокат ограничен арт-хаусными площадками. Синематека «Ритон» заказала 35-миллиметровую копию, хотя дистрибьютор продвигает цифровую версию с технологией Flicker-0.2 (контролируемая пульсация яркости для саблиминального эффекта). Ожидаю поляризацию отзывов: часть публики улыбнётся скепсисом и назовёт картину некрофильской этюдой, другая установит саундтрек в плейлист под тёмный дрилл.
Постскриптум киноведа
Я выхожу из зала чуть шатаясь, будто после канонического обряда. На улице слышу уличного музыканта, играющего «Dies irae» на терменвоксе. Фильм ещё не завершился, он рассечён на киноплёнке, но продолжает жить в подкорке зрителей. Пока свет погас, «Игра со смертью» совершила одно – отвязала сердце от привычных метрономов и позволила почувствовать близость финального отсчёта без лишних декоративных штор.
