Я наблюдал премьеру «Такой же безумный, как Я?» в зале, где приглушённый свет растворялся в зыбких полутонах фильма. Картина насыщена экспрессией и тонкой иронией: режиссёр Арсений Волков берёт классическую тему поиска идентичности и внедряет её в урбанистический психоделический коллаж. Действие движется по спирали, напоминая драму «заикающегося» героя: повторения кадров ведут к микроизменениям, создавая диахронический контрапункт. В центре повествования — молодой архитектор Ник Погодин, задающийся вопросом, где проходит граница между личной одержимостью и коллективным безумием.
Гибрид жанров
Нарратив держится на трёх слоях. Первый — кинокомикс: кислотные титры и резкое кадрирование рождают ощущение панельного романа. Второй — социальная драма, написанная языком верблюжьих траекторий (зигзаги, повторы, удалённые связи). Третий — квази-документальная вставка, снятая на VHS-камеру 1994 года. Техника found footage вкупе с цифровой зернистостью образует эффект «акустического палимпсеста»: старое магнитное шипение прорастает в Dolby Atmos, а зритель слышит «тень» первоначального сигнала.
Звук как аргумент
Саундтрек составлен композитором-меди архитектором Дельфином Крайним. Его партитура держится на принципе акузматы (невидимый источник звука). Когда Ник вступает в тёмный атриум недостроенного небоскрёба, пространство заполняет бритвенное скольжение терменвокса — нелинейная тональность отражает психоэмоциональный дрейф персонажа. Затем появляется редкий инструмент танпура, вводящий бордовую, почти тактильную частоту. Композитор проходит от микрокапа (паузы менее 50 мс) до полсимфонического формата (многослойный шумовой аккорд), не прибегая к привычной киномузыке-фонтану.
Этический ракурс
Режиссёр избегает морализаторских деклараций. Вместо них — лабораторное препарирование поступков: герой-субвертант принимает участие в подпольном флешмобе «Теория ревёрс-трафика», где прохожие идут спиной вперёд, будто отматывая время. Камера фиксирует их без единого крупного плана, подчёркивая собственный аскетизм. Постепенно флешмоб перерастает в протест против градостроительной неопределённости мегаполиса. Поэтому безумие в названии выглядит полисемантическим: коллективный, личный и архитектурный разломы перетягивают канат друг у друга.
Структура и ритм
Сценарий построен по принципу «битых стекол»: каждый эпизод разбивается на осколки, которые складываются в новый рисунок ближе к финалу. Такое решение напомнило приёмы писателя-ойкумена Жоржа Перека, любившего каталоги исчезающих предметов. Волков развивает приём через монтаж ускоренных панорам с цифровым дисторшном. В кульминации герой видит собственную копию, проживающую параллельную жизнь, рамка кадра резко сужается, картинка обретает формат 1:1, что переводит зрителя в инстаграмную клетку — визуальный штрих, подчёркивающий цифровую одержимость общества.
Культурный контекст
Фильм вплетает аллюзии на классику от «Любовного настроения» до «На игле», но делает это без реплики-мимикрии. Стилистика «гербарий хаоса» — термин искусствоведов для описания компилятивной эстетики — раскрыта без иллюстративной залоги. Присутствует намёк на флейва-арт (многоуровневое цитирование городских субкультур): граффити-фрагментенты с QR-кодами ведут к крипто-поэмам, написанным андроидным голосом. Подобная стратегия провоцирует зрителя выходить за пределы кинозала, превращая просмотр в кроссплатформенную игру памяти.
Оценка
Лента работает как детонатор для дискуссий о границах нормы и праве на уникальный ритм существования. Арсений Волков демонстрирует уверенную руку, несмотря на дебютный статус, монтаж, звуковой дизайн и операторский «тремоло» (кадр дрожит с частотой 8 Гц) синхронизированы с внутренним импульсом рассказа. В результате возникает редкое чувство: экран дышит вместе со зрителем, меняясь в зависимости от того, где зритель находится внутри собственной биографии. Фильм завершён открытым кадровым шумом — визуальной а-кордой, которая уходит в чёрный, оставляя звуковое послесвечение, будто фильтр Холла тянет хвост кометы за собой.
«Такой же безумный, как Я?» говорит человеческим и техногенным голосами одновременно, предлагая неутешительную, но притягательную оду несовпадениям мира. Вырезанный на плёнке нерв мегаполиса сочетается с интимным шёпотом, и оба голоса образуют хрупкий дуэт, звучащий длиннее титров.
