Я работаю куратором фестиваля экспериментального кино, поэтому следил за съёмками «Уз крови» с первого монтажного дня. Режиссёр Джереми Ву ушёл от механики бытовой случайности, сделав акцент на генетическом долге: персонажи — дальние родственники жертв из первой части, а «смерть» в сценарии фигурирует как трансгенерационная сила, напоминающая о себе через эпигенетические метки. Фильм строится на принципе палимпсеста: каждый новый инцидент напластовывается на память предыдущих катастроф, будто на плёнке, перезаписанной слишком много раз.
Новый вектор ужаса
Сюжет разворачивается вокруг молодёжной донорской программы. Носители редкого аллеля DR-13 проходят процедуру плазмафереза, после чего слышат аудиомаркеры — едва различимый виммертон (ультранизкий гудок, стоящий за границей 17 Гц). Именно вибрация запускает цепную реакцию. Создатели консультировались с нейрофизиологами, откуда взялся редкий термин «танатофон» — резонанс, вызывающий ощущение чужеродного тела под кожей. Герои получают дежавю-видения, будто фантасмагория Артура Крэбтри, и стараются переломить алгоритм, пока кровь не признает свой долг.
Звуковой гипноз
Композитор Сэйко Овама записала саундтрек на магнитофон Studer A80 со скоростью 30 ips, затем растянула ленту до 13 ips, создав эффект «мертвой октавы». Диапазон viola profonda (гибрид альта и виолончели) вступает вместе с кристаллическим сэмплом кровотока, зафиксированным допплеровским датчиком. В кульминации звучит рекурсивная кода: хор актёров исполняет автолитургию — ритуал, при котором голос поглощает собственную реверберацию. Этот приём на киномузыковедческом жаргоне называется «кенозис саунда», когда мелодия будто самоистребляется, оставляя акустический вакуум.
Фильм и традиция
Сценаристы ввели термин «гаптофобический монтаж»: камера прыгает между крупными планами пальцев, вен, утилизированных игл, вызывая тактильную оторопь. Подобная стратегия восходит к Дзига Вертов, хотя здесь киномания обернулась биоманией. Я отметил занятную деталь: финальный кадр снимают на чёрно-белую плёнку ORWO N 75, зерно которого напоминает грануляцию крови под микроскопом. Таким образом, пленочный носитель сам выполняет роль дневника апоптоза (запрограммированного клеточного саморазрушения).
Во вселенной «Пункта назначения» новая серия вводит понятие «эхопраксис судьбы» — повторение чужих гибелей, встроенное в родовую память. Авторы предлагают не борьбу, а эстетизацию предрешённости: рельсы метро окрашены в кармин, уличные ограждения сияют ферритовым блеском, словно сама городская ткань предвкушает жертвоприношение. Я вышел из зала с ощущением, что пленка трансформировалась в кровеносную систему, а вспышки аварий — в микроинфаркты коллективного тела зрителей.
