Я впервые увидел черновой монтаж «Плагиатора» ранним мартовским утром, когда монтажный павильон едва напоминал капеллу, заполненную отсветами экранов. Картина Родиона Хазина помещает зрителя в московскую музыкальную академию имени Альтшуля, переживающую период методологического шторма: кафедра композиции обвиняет ординарца Антона Ивахнова в присвоении чужих партитур. Режиссер выводит конфликт из внутреннего пространства концертного зала к площадям и подземным клубам, где авторство растворяется в цифровой репродукции.
Хазин использует прием пролепсиса (предвосхищающий кадр), давая зрителю краткий всплеск грядущей катастрофы: публика разбегается, горят архивационные планшетники. После вспышки диегезис возвращается к истоку, когда наставник Лавров вручает Иванову черновики забытого профессором Рависа. Секвенция сопровождается остинатным (повторяющимся) басом, напоминающим о коловращении темы плагиата.
Контрапункт сюжетных линий
Основной дуэт Антон – Ксения держит повествование в тесситуре неожиданных регистраций. Ксения, архивист, пытается установить подлинное происхождение мелодий, используя метод холодного расшифровочного прослушивания, схожий с палеографией: каждая нота читается как штрих на пергамене. Антон тем временем погружается в аномию авторства, примеряя чужие жесты, словно подпольный источник меняет клейма на подделанном фарфоре. Отказ от нарочитой морализаторски придает конфликту лабораторную чистоту.
На отметке шестьдесят первой минуты кадр расширяется до мультиэкранного диптиха. Левая проекция показывает симфонический концерт, правая – залитую неоном вечеринку диджеев-сэмплистов. Ртутная фотография Ильи Баздрыкина выхватывает одинаковые жесты дирижера и диджея, намекая на цикличность культурных заимствований. Финальный сдвиг гаммы в сторону виридиана оттеняет мораль, скрытую за формой.
Музыкальная драматургия
Композитор Алевтина Суморокова вписала в партитуру гигадрон – модуль синтезатора, способный формировать субконтральтовый диапазон, практически не уловимый обычным слухом. При просмотре в сертифицированном зале энергия infrabass (ультранизких частот) ощущается кожей, будто звуковая рябь стеклянного озера. Саундтрек базируется на принципе пассакалии: неизменный базовый остов, поверх которого наслаиваются фуги, шумы транспорта, шепот студенческого хора, записанный обратным ходом. Социологический калейдоскоп превращает авторскую тему в акустическую палимпсестность.
В одном из эпизодов композитор внедрил прием бурдюкирования – сибирский способ вокальной протяжности, где гортанное дрожание накладывается на основную линию. Прием объясняется титром, однако режиссер не прерывает сцену, давая зрителю фоническую документацию события.
Этический резонанс
Финал лишен обычного судебного вердикта. Антон исчезает, оставив на кафедральном пюпитре QR-код, ведущий к открытой библиотеке с исходниками. Коллегия отказывается от наказания и начинает коллективную переработку материала, словно древний скрипторий, где переписчики дополняли канонический текст глоссами. Режиссер подводит зрителя к вопросу об идентичности, возникающей через заимствование, об авторском праве как метафизическом контракте.
Последние кадры сопровождаютсяжены псалмодическим речитативом, исполняемым хором баритонов-контратеноров. Тембр сатироподобного странного гибрида кровати поднимает кадр над топологией двора академии, словно баллистическая прелюдия к будущему витку истории. Экран темнеет, в зале еще пульсирует infrabass, напоминая о бесконечном эхо культурной памяти.
