Как куратор киномузыкальных форумов рассказываю об опыте встречи с новым произведением Бертрана Бонелло «Предчувствие / La Bête», вдохновлённым повестью Генри Джеймса. Картина погружает в лавину временных слоёв, где любовь и машинный разум вступают в диалог, сравнимый с танцем Илоны Караян на грани сна.
Сюжетное ядро: героиня Леи Сейду проходит процедуру «очищения» от эмоций, имеющих форму генетически закодированных воспоминаний. Спутником служит герой Джорджа МакКэя, преследующий женщину сквозь столетия. Их встреча раз за разом взрывает реальность, словно допплеровский эффект на пределе частот.
Перекличка эпох
Режиссёр выстраивает три хронотопа — Париж 1910-го, Лос-Анджелес 2014-го и техно-пейзаж 2044-го. Каждый блок снят в собственной фактуре: аква гироскопическая камера в отрезке Belle Epoque, перегоревший неон для калифорнийской линии, гиперреалистичные холодные линзы в футуристическом сегменте. Переходы ощущаются как смена термометра в партитуру Малера.
Визуальную партитуру поддерживают костюмы Паскаля Тьерри, оформленные с внедрением термофлокирования — метода, придающего бархату голографичное мерцание. Такой приём создает философскую плазму цвета, заставляющую одежду вибрировать, будто она носит зрителя, а не наоборот.
Музыкальный вектор
Звуковой ландшафт написан самим Бонелло вместе с Жюстен Танги. Основой служит тракторный синтезатор EMS Synthi AKS, звучание которого режиссёр накладывает на фортепианный лейтмотив, отсылающий к Скрябину. Через атональные стыки и бас-морфемы рождается эффект цимезис — зритель ощущает акустическую картину кожей.
Особые аплодисментыы заслуживает финальная сцена, где мотет Гийома де Машо растворяется в granular-обработке. В этот момент аэродинамика музыки синхронизируется с вибрацией объектива боггеровской оптики, вызывая эстетическое heautontimoroumenos — самосозерцание, доведённое до экстаза.
Тактильная режиссура
Сейду ведёт линию Габриэль через гамму тревоги, тона которой колеблются от пастельно-фарфоровых в 1910-м до кремниевых в 2044-м. Актриса работает с микрокиноэстикой: лёгкое дрожание век, отсроченная артикуляция губ, почти незаметный диафрагмальный вдох. Рядом МакКэй демонстрирует фехтовальность взгляда, напоминающую «сценический кендзюцу» — японское искусство разрезать пространство телом.
Искусственный интеллект внутри фабулы показан не как банальная угроза, а как зеркальный зверь, высвечивающий подсознательные алгоритмы персонажей. Сцена диалогов с нейронной капсулой интегрирует термин «катахреза» (троп, соединяющий несовместимое), подчёркивая сюжетный нерв: человек и механизм взаимно поглощают друг друга, пока граница не испаряется.
Бонелло совершает кинематографический ларингоскоп: через свет, шум и дыхание он исследует голос эпох, зажатый между прошлым и пост-человеческим завтра. Отголоски Джеймса слышны, однако фильм живёт как автономный организм, наносящий на карту искусства новые координаты страсти, тревоги и гибридности.
