Я наблюдаю, как режиссёр Марина Сологуб превращает продолжение фестивального хита «Первые ведьмы» в кинематографический гримуар — том, где каждая страница словно пропитана настоем белладонны. Лента не прячется за маркировкой «дарк-фэнтези», она раздвигает полог жанровых палат, допуская в палитру драму взросления, экологический триллер и балладную мифопоэтику.
Сюжетный корень
Повествование развивается синкопированными (сбивчивыми) ритмами: монтажные узлы создают эффект сценического пролога, застрявшего между сном и заповедью. Родовое поселение юных ведьм вынуждено покинуть болота Белозерья, подвергшиеся техногенной угрозе. В ход идут ана́лепсисы — обратные вспышки, где ведуньи из первоисточника мелькают как незаконченные гравюры. Предание о праматери Агафье воспринимается зрителем будто фантасмагория, вырезанная штихелем на янтаре: прозрачность, но со впаянной кровью.
Визуальная партитура
Оператор Даниил Якушев предпочитает метод хиароскуро — напряжённые контрасты светотени, лица актрис всплывают из полумрака, словно ксилография гравюра. Используется редкий оптический приём «линзовая дисторсия Тилингера», создающий мягкое сползание линий по краям кадра и усиливающий ощущение тайного подглядывания. Костюмы из него кружева конструированы текстильным художником Варварой Прохоровой из крапивного волокна: материал шершав, как кора вяза, что подчёркивает природную зыбкость мира.
Аудиоалхимия
Композитор Владислав Хром объединяет микро-полифонию Лигети с карельской ладовой системой «сирицян» (пятиступенный строй). Зритель слышит нефритовые колокольчики, записанные в экстерриториальныхьной акустике подземелья Сортавалы, их отзвуки обрастают гранулированной электроникой, формируя аудиофантом — звук, возникающий в синеве мозга, а не в реальном пространстве киносалона. Такая партитура двигает диегезис, а не украшает его: выдох героини стыкуется с писком электронной флуктуирующей жабы, и дыхание превращается в музыкальный такт.
Философия потомства
Картина скользит по грани реабилитации архаических колдовских образов. Вместо морализаторского дискурса предлагается неонавистика — концепция, где мифологическое наследие конфликтует с цифровой биосферой заводских труб. Дети ведьм выступают как медиаторы между деградирующим ландшафтом и утраченной сакральной экосистемой. Одна из ярких сцен: обряд «взыскания росы», снятый в один дубль 360-градусным панорамным краном, девочки идут по изумрудному лугу, собирая влагу медными ножами-серпами, пока в небе вращается спутник наблюдения.
Этические шары баланса
Лента избегает демонизации женской колдовской традиции, перенося акцент на социальный инклюзив. Я отмечаю тонкие звуковые маркеры: каждый шорох платья передаёт готовность к сопротивлению патриархальной топике. В финале вспыхивает символический «перунов огонь»: экрана заполняют частички горящего папоротника, записанные камерой Phantom, и получается визуальный литургический канон — кинематограф превращается в краткий мглистый псалом.
Вместо эпилога
Сологуб дарит русскому прокату не просто неожиданный жанровый гибрид, но и рабочую матрицу для грядущих авторских явлений. Смотрю титры и ощущаю послевкусие айвара — сладковатого паприки с угольным дымком, именно такую смесь пряностей лента оставляет на языке культурной памяти.
