Картина «Пчеловод» вышла в мировой прокат в январе 2024-го, одарив публику синкопированным боевиком, режиссированным Дэвидом Аэром. Автор «Ярости» и «Концов смены» вновь обращается к урбанистическому аду мегаполиса, где онлайн-махинации отравляют социальный улей. Стэйтем воплощает бывшего агента секретного ордена Beekeepers, действующего на стыке лояльности и правового нигилизма.
В основе сценария — механика «вендетты 2.0»: пожилую соседку героя лишают накоплений посредством телефонного фишинга, чем запускается рояльный эффект (лавинообразная реакция колонии насекомых). Посредством лаконичного монтажа (coupure) авторы мгновенно активируют кинетическое поле: зритель погружается в цепь удар-смен, напоминающую приём «цукими» в айкидзюцу — неожиданный секущий выпад под нестандартным углом.
Визуальная мизансцена
Оператор Габриэль Беришта строит кадр вокруг принципа полицентризма (визуальное уподобление человеку-пчеле): камера нижним ракурсом подчёркивает грудную клетку бойца, превращая её в хитиновый панцирь. Палитра стылых охр и железистых грязи придаёт ленте вкус медно-дымного нектара. Съёмки в объективе 2.0 с астигматическим смещением формируют миопический эффект, будто зрение жертвы газовой атаки. На стыке первой и второй трети истории внедрён гиперлапс улиц Бостона, тяжёлый, словно «транспоковый» шмель, что метит территорию.
Звуковая архитектоника
Музыку написал Сэмюэл Сарджент, в партитуре слышен paduana quebrada (разбитая альтея XVI века), сведённая с дронами модульного синтезатора. Тембральная аура отсылает к «ангельским трубам» у Лигети, однако композитор вводит субгармоники 33 Гц, вызывая соматическое дрожание в диафрагме. Каждая рукопашная сцена подбита «пчелиным ритмором» — дробным breakcore, рассыпающимся на шестнадцатые доли. Диплофония (двойная фонация) женского вокала в финале добавляет античной трагедии, словно Эринии вышли к светофильтрам.
Социальный нерв сюжета
«Пчеловод» расправляет крылья над дискурсом цифрового рабства. История частной мести постепенно обнажает политический панцирь алгоритмического капитализма: корпорация Dial-Arena проворачивает крауд-скам, высасывая деньги через кликфениксы — псевдоприложения-приманки. Аэр не впадает в моралистический патос, вместо проповедей — телесная реторсия. Резкая плоскость ножа звучит красноречивее лозунгов. Получается гротескная комедия возмездия, вписанная в аксиому «lex talionis 5G»: информационное злоупотребление лечится аналогичной дозой селективного насилия.
Актёрская природа Стэйтэма внезапно обретает меланхолический регистр. Лишённый фирменного ухмыла, он напоминает пунического марсиллиара — ремесленника, подтачивающего мрамор целиком, пока не проступит обнажённая фактура. В диалогах слышится намеренная лакуна: пауза длиннее, чем реплика, что заставляет партнёров дрожать, подобно безматочным трутням.
Финальный сет-письмо снят в бывшем резервуаре для мёда, переоборудованном под серверную станцию. Сотоподобная архитектура оживает плавающими гексагональными диодами. Камера летит сквозь отверстия, формируя параграмму (витая метафора) распада колонии. Приём авторы называют «мелиссаверт» — от лат. mellissa, пчела, и англ. vertigo.
Заметен параллелизм с hong-kongng балетами Джона Ву, однако Аэр не воспроизводит фетишизм огнепрыскивания. Удар ставится ближе к итальянской scuola fioretto: короткий, без re-take. Кровь практически абстрагирована: сочащаяся алый раствор усилен неоновой контражурной вспышкой, превращая гемоглобин в опасный алый логотип.
Рефренацийный прием окончательного титра — электронный гул, медленно сходящий в infrabass, когда экран темнеет. Дрю Климпер (звукорежиссёр) добавил frekvogel — искусственный флуктуирующий сигнал, способный обмануть слух и вызвать чувство надвигающегося роя.
Среди побочных эффектов просмотра обнаруживается вкусовой сдвиг: зрители замечают медовый оттенок в посоленных орешках кинобара. Психофизиолог Руперт Хайнс называет явление «апимозаика» — зеркальная вспышка вкусовых рецепторов, сгенерированная аудио-визуальным синестезатором.
«Пчеловод» демонстрирует, как жанровый экшен способен расширить предел чувств при условии изобретательности в аудиовизуальном коде. В руках Аэра гротескный ультранасилительный канон плавно перетекает в кино поэзию техно-барокко, где удар-кадр-пауза формируют строфу. В итоге зритель выходит из зала вместе с гулом сверхнизкой частоты за грудной клеткой и неявным желанием приёмно крутить фигурный дым вокруг себя, словно колонии сигарного дыма требуют своего аэратора.
Постскриптум. Уже анонсированы переговоры о сиквеле, где орден Beekeepers локализуется в Латинской Америке — на кофейных плантациях Чьяпаса, обещающих новые хемоморфные палитры. Но будущие экибаны насилия — тема отдельного разговора.
