Когда я сел в зал на премьерном показе седьмого января 2018-го, помещение наполнила редкая для отечественной анимации легкость. «Волки и овцы 2» сразу демонстрирует расширенную палитру драматургии: от фарса до пасторали.
Сюжетную линию пронизывает тема сосуществования хищника и травоядного, перешедшая из первой части, но здесь она обогащена шахматной метафорой. Белые фигуры — овцы, чёрные — волки, а дерзкие бородавочники ломают привычную расстановку. Такой ход придаёт повествованию шаховую дробность, усиливая саспенс.
Оптика повествования
Камера движется вдоль лесной эспланады скольжением питона — приём «серпантин» в терминологии оператора Сергея Мещерякова. Такое плавное многозначное движение подчеркивает смену эмоциональных тонов. Деперсонализация ракурса связана с идеей коллективного взгляда стаи.
Диалоги записаны с лёгким предэхо, что создаёт иллюзию природной акустики. Актёры озвучания — Максим Матвеев, Эльвира Ибрагимова, Гарик Харламов — играют без гротеска, держась в зоне полутона. Тембр Харламова притягивает: мягкий бас-баритон смягчает комизм реплик Бориса.
Музыкальный слой
Композитор Антон Григоров использует гетерофонию — одновременное проведение вариаций одной мелодии. Приём, родом из древних духовных распевов, контрастирует с бит-поповой основой. В финальной сцене гобой ведёт тему, кларнет тянет диминуцию, латум пририсовывает пентатонический флер.
Звуковая режиссура тяготеет к идее амусической мозаики: вместо классического лейтмотива — набор фрагментов, которые складываются по принципу калейдоскопа. Флейринг медных добавляет искру, а тромбонское портаментото подкрепляет драматический надлом.
Графическая пластика
Художник-постановщик Александр Петров добился эффекта лентикулярной глубины: лёгкий параллакс между планами создаёт впечатление матерчатой декорации, развешанной прямо в воздухе. Рельеф шерсти прорисован методикой «микротухле» — наслаивание полупрозрачных мазков для имитации подсветки.
Вторая часть обходится без угольно-серого драматизма, характерного для оригинала. Пепельные и бирюзовые полутона уступают место коралловому фрагменту, вдохновлённому пастелями Эдгара Дега. Каменный обрыв в кульминации написан словно гравюра на цинковой пластине, что придаёт сцене эстампную фактуру.
Я выхожу из зала с чувством завершённого палимпсеста: поверх сюжета про животный социум проступает размышление о правилах игры, которые диктует сама природа. Команда Wizard создала притчу без назидания, но с точной интонацией и щепоткой театральной легкомысленности.
