«Безумный уик-энд / Всё нам улыбается» — британская экранизация пьесы Ноэла Кауарда Blithe Spirit, снятая режиссёром Эдвардом Холлом среди глянцевых пустошей графства Суррей. Создатели подхватили дух пост-военной классики и подарили зрителю постмодернистское остроумие. Камера Люка Брайана разгоняет повествование, будто дирижирует биг-бэндом, выстраивая мизансцену со скрупулёзной точностью.
В актерский ансамбль вошли Дэн Стивенс, Лесли Манн, Айла Фишер и Джуди Денч, придавшая духу медиумической Эльвиры характер ранней эпохи эстрадного варьете. Химия партнёров держит темпоритм, не давая фарсу оседать.
Сюжетный каркас
Фильм переносит зрителя в пригород на берегу Ла-Манша, где писатель-романист Чарльз Кондомайн ищет вдохновение. Приглашённая им экстравагантная медиум мадам Аркати случайно призывает дух первой жены автора. Следующее за порталом недоразумение раздувает любовный многоугольник, мутирующий из мелодрамы в буффонаду. Кауардовская острая конструкция обнажает сатиру на буржуазный конформизм: привидение, в буквальном смысле, жаждет признания собственного существования, нарушая размеренный ход осязаемой реальности.
Визуальная ткань
Художник-постановщик Джон Стэнхоуп оформил ленты и костюмы оттенками морской соли, бирюзы и киновари, создавая ощущение одной протяжённой сцены кабаре. Каждый объект обстановки несёт апотропейный (отгоняющий злых духов) заряд: алая заколка Лютеции, нефритовая табакерка Чарльза и зеркала, напоминающие порталы из викторианских фототрюков. Матовая палитра вынуждает появляющуюся Эльвиру сиять фосфоресценцией, словно проявочная эмульсия при подложечном свете. Оператор решает призрачный слой через двойную экспозицию и диафрагму f/1.4, подчёркивая плазму ореолом аберраций. Приём восходит к практике спирит-фотографа Уильяма Мамлера, формируя визуальную иллюзию на викторианское технопредчувствие.
Музыкальный драйв
Саундтрек Саймона Босуэлла наслаивает жанры от свинга до психоделики. Кларнет подражает чайником на газовой плите, создавая синестезию, будто помещение само выдыхает пар. Моменты спиритических сеансов иронически сопровождаются терменвоксом, чьи глиссандо отсылают к хоррор-классике студии RKO.
Дэн Стивенс развивает образ остроязычного джентльмена, впервые заявленный им в «Аббатстве Даунтон». Его Чарльз ведёт баталию с собственным эго, скрывающимся за бархатом эпиграмм. Лесли Манн играет Эльвиру как полевую нимфу, чья речевая мелодика напоминает Морин О’хара из ранних Technicolor-мюзиклов. Айла Фишер напротив использует сдержанность, превращая каждое поднятое веко в синекдоху ревности.
Тайм-код прячется за словесной пиротехникой, поэтому реплики звучат почти на ритмический слух. Темп ведёт комедия дель арте, известная ухищрениями с масками. Режиссёр режет паузы, словно барабанщик на анджембе, подкидывая панчлайн ещё до того, как зритель успеет вдохнуть.
Нарратив вскрывает кризис писателя, измученного маскулинными стереотипами. Призрак бывшей супруги действует как катализатор, взрывая уютную бездну самодовольства. Голливудская индустрия лёгких убийств охотно приняла бы такой сюжет, но британская школа избрала улыбку, необидную на первый взгляд, однако плотно набитую иглами.
Финал включает катахрезу — риторический оборот, при котором слова употребляются «не по адресу», режиссёр переносит любовную лексику на предметы мебели. Стол «ревнует», диван «страдает», иронизируя над теорией патетической природы.
Кинопроцесс двадцатых годов возвращает публике утешение прошлым артефактом, обрамляя его в циферблат цифровой эпохи. «Безумный уик-энд» демонстрирует, как наследие межвоенного кабаре готово вступать в контакт с новой медийной реальностью. Парадокс пандемичного аналог-диджитал дуализма чувствуется и в самой фабуле: живые и мёртвые обитают на соседних частотах.
Лента оставляет послевкусие лимонного щербета: звонко, чуть кисло, освежающе. Команда Холла уже работает над расширенной версией, где удалённые песни найдут место рядом с альтернативным монтажом. Пока же получился пикниковый спектр: фейерверк роялей, шершавые тени и гастрономический юмор.
