Канадская студия Dark Maple Pictures перенесла легенду о Пеннивайзе в провинцию Нью-Брансуик, сместив действие на конец 2020-х. Режиссёр Клер Лавуа сочетала камерный ужас с социальным детективом, пригласив операторов-документалистов для ощущения неотделимости происходящего от повседневности. Хронометраж 128 минут заполнен выразительными ночными съёмками, где лампы натриевого свечения создают иллюзию запекшейся ржавчины на кожуре города Дери.
Наследие оригинала
Лента вступает в диалог с дилогией Мускетти, но отказывается от лобовых отсылок. Я заметил точную переработку мотивов взросления: подросшие герои исследуют травму без пафоса, через будничные разговоры у реки Сент-Джон. Сценарий Оуэна Митча опирается на принцип анабасиса — постепенного восхождения из подземного лабиринта воспоминаний, термин родом из древнегреческой литературы, где «anabasis» подразумевал возвращение домой через внутреннее очищение. Ужас возникает не из пузырящейся жижи в канализации, а из сухих шуток, которыми бывшие дети маскируют трещины памяти. Эта сдержанность усиливает трагедию финального акта.
Саундтреки тишина
Композитор Вивьен Чоу внедрила технику анемонии (от греч. anemos — ветер) — неритмичные колебания громкости, напоминающие вихри на открытом поле. По контрасту с громоздкими оркестровыми партитурами хорроров прошлого десятилетия, здесь звучит баритон-саксофон, резонирующий с урчащими трубами отопления. Тишина между нотами формирует акустический контрапункт, заставляя зал держать дыхание дольше, чем диктует физиология. На премьере я заметил, как зрители синхронизировали пульс с редкими ударами там-тама — эффект «инфразвукового креста», описанный акустиком Ландауэром.
Образ чудовища
Новый Пеннивайз — не просто клоун с акульей улыбкой. Художники по гриму внедрили приём уир (термин тамильского театра, где актёр носит маску, подчёркивающую дыхание кожи). Через прозрачные латексные прожилки зритель различает микросудороги, напоминая, что существо питается страхом мгновенно, без длинных преамбул. Лавуа отказывается от чрезмерного CGI, используя «фантомограф» — раритетный агрегат, проецирующий живое изображение на дым. Такая оптика создаёт изображение, мерцающее, как огненная саламандра в алхимическом трактате. Противостояние героев строится на философии отзеркаливания: чем точнее они формулируют собственные сомнения, тем слабее хищник. Диалог между ужасом и зрелостью напоминает повесть Новалиса «Генрих фон Офтердинген», где голубой цвет символизирует поиски идеала, здесь же голубым сведены финальные тона, гонимые красной клоунской помадой, словно дуэль холодного и горячего спектров.
Фильм удерживает баланс между мифом и уличной хроникой, оставляя после титров привкус корицы и ржавых гвоздей. На фестивале Fantasia публика не бросилась к выходу даже после последнего кадра — залы медленно расходились в тишине, похожей на след от высохшей воды. «Оно. Новая глава» демонстрирует, как национальный кинематограф поднимает знакомый архетип, переворачивая его под северным сиянием Атлантики.
