Двадцатичетырехлетний режиссёр Артемий Куницын преподносит публике образ готического триллера, построенного на мифологии полуночных обрядов. «Демон, приди: новый ритуал» погружает зрителя в пространство, где традиционная эстетика русского северного фольклора соединяется с урбанистической тревогой мегаполиса. Я рассматриваю ленту через призму культурного семиосиса: каждая сцена работает как знак, каждая пауза — как пунктуационный рубец, перебрасывающий мост между веками.
Сюжет
Сценарий строится на конфликте старообрядческой общины и молодых электронных музыкантов, случайно нашедших рукопись предка-звонаря. Проклятие пробуждается, когда неумелый диджей запускает сэмпл, содержащий архетипический плач «Господи, услыши». Фольклорный акцент не скатывается к этнографическому букварю, поскольку авторы вписывают мотивы демонической одержимости в политическую аллегорию о размытых границах частного и сакрального.
Кинематографический язык
Камера Сергея Говядина функционирует как мерцающий фенакистоскоп: кадры порой распадаются на чёрный гранулят, напоминающий пеплометры (приборы для изучения вулканического пепла). Цветовая палитра опирается на чистый виридиан и марганцевый фиолетовый, создавая ощущение удушливого собора под открытым небом. Грубый зум сменяется статичной панорамой, вызывая эффект «вервольфового дыхания» — зритель фиксирует перемещение зла ещё до того, как персонажи почувствуют угрозу.
Музыкальный контрапункт
Саундтрек композитора Юноны Рабинович балансирует между литургическим пьяндзонгом (тибетский протокол гармонии, основанный на квинтовом ступенчатом строе) и дроном индустриального техно. Органные педали перекликаются с полевыми записями северного моря, образуя акустическую спираль, заставляющую кровь пульсировать в такт девятой минуте кульминации. Во время кульминационного крещендо звукорежиссёр внедряет феномен акузмы — источник не показан в кадре, что усиливает паранойю.
Персонажи прописаны без ходульных архетипов. Журналистка Глафира Глюк, создающая подкаст о ритуалах, не превращается в жертву шаблона «любопытная блондинка», напротив, её монохромная харизма разрушает патриархальный нерв сюжетной сетки. Антагонист Захар Колин, хранитель колокола «Голем Марии», носит психофизиологическую маску скандинавского актёра Финарда Эйлейфа, придавая фигуре историческую текучесть: граница времени рвётся, словно плоть на литургическом барабане.
В финале ритуала перерождается в аудиовизуальное месса-оре, отступление от привычного катарсиса. Зритель уносит из зала сенсорный осадок, сравнимый с вкусом железа на языке после грозы. Режиссёр предлагает пережить оттенки тьмы — от бархатного глума до стерильного белого шума.
Картину рекомендую включить в кураторские программы фестивалей «Ночь конца лета» и «Север как мистика». Лента демонстрирует свежую форму национального готического кино с музыкальным ядром, ударяющим прямо в вестибулярный аппарат.
