Картина Гая Ричи 2023 года выбирает дорожку динамического шпионского фарса, где каждая реплика сверкает, словно стилет в неоновом свете. Режиссёр ведёт диалог с собственным наследием, выстраивая строгий баланс между автоцитатой и свежим приёмом. Персонаж Джейсона Стэйтема, Орсон Форчун, движется по экрану с точностью хайку: три удара, пауза, ироничная усмешка. Такой ритм дарит эффект антитезиса к монументальному блокбастеру — вместо гигантского пафоса подаётся сверкающая фехтовальная стойка, почти японский кэндзюцу, где обнажается не клинок, а шутка.
Кинетика кадра
Операторский тандем Алан Стюарт — Эдди Хэмилтон строит визуальную партитуру через приём «цугцванг-панорама»: камера будто доводит персонажа до стратегического угла, где остаётся единственный ход — остроумие. Смена планов происходит по принципу токката — резкие вертикальные врезки, затем плавный растяжённый глиссандо дрона, обнажающее марокканские терракоты. Приглядевшись, обнаруживаешь синекдохический монтаж: детали роскошных часов иду́т в унисон со свистом пуль, напоминая о фин-д’сиекль рефлексиях окружения, где время и смерть спорят за право главным быть в кадре.
Музыкальная драматургия
Композитор Кристофер Бенстед чертит звуковую кривую, сродни ритмографии бариста. Термин «ритмография» ещё в 1960-е употреблял авангардист Шарль Амирканян: графическая запись движения пульса внутри мелодии. В «Фортуне» ударные импульсы вступают невидимым секундантом к трюкам Стэйтема, а хлысты струн дают квази-модальный фон для вербальных дуэлей Плазы и Гранта. Диэгетический шум турбин растворяется в партитуре — возникает аудиолярпия, фантазм звука, когда зритель ощущает моторный рокот даже после выключения динамиков. Подобная акустическая фантомия связывает действие с мифом о Фортуне, вращающем колесо судеб.
Контекст жанра
Кинотекст вступает в полемику с бондианой и франшизой «Миссия невыполнима». Ричи вводит в тропы шпионского кино «героический иезуитизм» — приём позднего Тёрнера Брука, где герой скрывает добродетель за ироничным фасадом. Вместо тотальной серьёзности он предлагает азартную игру, близкую к жанру пикарески. Решение поднимает планку культурного диалога: мультилокальность съёмок превращается в картографический джаз, а сюжет о похищении оружия — в камею о глобальном перформансе капитала.
Как специалист, я отмечаю: «Операция «Фортуна» работает в излюбленном Ричи жанре визуальной остранённости, где юмор равносилен тротилу. Фильм раздвигает сценарные границы, переводя шпионский экшен в плоскость карнавального рондо. Саундтрек, монтаж и актёрская партитура образуют синестезическую фреску, оставляющую послевкусие пунша с чили: сладкий глоток сменяется лёгким ударом. В мире культурных артефактов лента занимает нишу изящной инженерии, в которой механика рассказа сплавлена с музыкой, словно шатон в винтажном кольце. К колесам Фортуны любопытно прислушаться — Ричи делает этот звон слышным.
