Платформа CurioVision решилась на риск: экранизация романа-провокатора СиДжей Скуз «Sweetpea» переместилась в российскую среду, где словесное «дорогуша» порой звучит как ржавый поцелуй. Мини–сериал вышел в январе 2024, шесть эпизодов, у режиссёрского пульта — Софья Немзер, заметная в арт-хаусе «Кольцебросок». Я наблюдал работу группы с осени 2022, благодаря чему ощущаю внутрикадровую химию почти тактильно.
Истоки замысла
Базу текста оставили неизменной: хроника будней Риэннон Льюис — офисной сценаристки поздравительных открыток, совмещающей дежурную улыбку с платоническим «списком устранения». Русская адаптация превратила Бристоль в Калининград, сохранив жефимянку (устар. «смесь тумана и морской влаги»), что наседает на кадр серой вуалью. Риэннон — Рита Луговая, исполнительница, умеющая распределять сарказм микродозами. Камера Артёма Цыкина пикирует под плечо героини, пользуется «хироскопией» — редким приёмом, когда steadicam удерживается под углом 63°, отчего пространство кажется спрессованным.
Сюжет подаётся через контраст: корпоративные шуточки, блёстки вечеринок, затем — хруст веток под ногами жертв. Саунд дизайн всыпает «краксон» — краткий металлический скрежет, сигнал для зрителя о надвигающемся насилии. К финалу четвёртого эпизода список Риты разрастается до семи фамилий, искажая жанровый вектор: не саспенс-триллер, а хоррор ревёрса, где жертва оказывается композитором собственной кары.
Неочевидные слои
Немзер выводит тему женской ярости из моралистической зоны, показывая её как кинестетическую нужду. В сцене с граффити «Kiss the abyss» камера использует «контрапост» — плавный переход из нижней точки к верхней через 270°, приём родом из ренессансной скульптуры, здесь он подчёркивает эквилибристическую природу психики Риты. Условный антагонист — полицейский психолог Бруно Даждь, роль Ивана Янковского. Его реплики строятся на бритком глоссолалии: набор звуков, схожий с речью, но лишённый смысла, субтитры являют лишь слова «понимаю» и «окей». Интонация показывает, как институт власти демонстративно слушает, не усваивая.
Операторский почерк расширяется хроматическими аберрациями. Красный подтон кожи переходит в шартрез (ядовито-жёлтый), когда Рита вспоминает школьные обиды. Такой переход называют «метаскин эффект» — редкий фильтр, где канал R засиняется на 20%, выпячивая капилляры.
Музыка и тишина
Композитор Натан Казарян миксует акустическую виолу да гамба с «гбо» — тибетским каменным органом. Мелодия держится на интервале тритон, исторически клеймённом как diabolus in musica. При обнажённом лезвии ножа звукорежиссёр уводит уровни ниже порога слышимости, оставляя «инфрапрут» — инфра-хи, воспринимаемый мышцами диафрагмы. Контраст формирует телесное участие зрителя. Песню титров исполняет увулярным пением инуитка Туксира Кетук, слог «иий» растянут до 18 секунд, отчего финал не даёт катарсиса, а фиксирует чувство незакрытого гештальта.
Фестивальная дорожка началась в Роттердаме. Крайний показ сопровождался пост-концертом: Казарян и Кетук вышли на сцену вместе с колоколом «дзвiн» из украинского села Гребени, подчёркивая транснациональный нерв проекта. Критики строчат о «фем-Декстере», хотя творческая группа на пресс-ланче угасила ярлык, сравнив сериал с балладами Фрэнсиса Чайлда, где насилие переплетается с лирикой.
Мини-серия исследует, где проходит граница между исповедью и инфлюэнс-контентом. Рита ведёт instagram-аккаунт хэнд-мейд открыток, каждый кадр с телефона трансформируется из вертикали в горизонталь методом «штипельмана» — алгоритм растрескивания изображения на шесть треугольников с последующим пазлом. Эффект показывает, как соцсети дробят человеческую историю.
Финальные кадры оставляют Риту без слов, но со взглядом, полный эскапитты (лат. «желание выпрыгнуть почти из кожи»). Пользуюсь шансом: на монтаже я присутствовал одну смену и видел, как режиссёр вырезала диалог, где Рита оправдывается. Никаких извинений — только сухая дорожка шагов, уходящих в застывший прибой. Такой скупой жест весит тяжелее любой морали.
