Разговоры вокруг «Черного кролика» зазвучали ещё до первого трейлера: студия Lacrimosa Pictures анонсировала смесь нуара, постпанк-фэнтези и паранормального триллера. Я наблюдал сборку съёмочных команд, читал черновики партитур, осматривал пилотную версию. Картина строится на трёх опорах — цвет, ритм, дыхание.
Синестезия кадров
Оператор Леон Ведель сводит цвет до триады: антрацит, киноварь, исландский мох. Такая выверенная скупа палитра рождает феномен «сингулярной цветации» — термин колористов для сцен, где один оттенок доминирует и смещает восприятие глубины. Вместо классической глубины резкости применяется «кинется» (от lat. cinereus) — фон рассыпается пеплом, подталкивая взгляд к героям. Камера движется импульсно: долгий статичный план сменяет рывок ручного стедикама, будто пульсация обеспокоенного сердца. Монтаж напоминает морфогенез: форма возникает, замирает, растворяется.
Тембральный дизайн речи
Шоураннер Элоиза Ферран доверила музыку коллективу Noctivague Ensemble, знакомому краут-джазовыми структурами. Они записали шум города через контактные микрофоны, трансформировали дорожки гранулярным синтезом, добавили фелюкс (жужжание старых трансформаторов). Получился акустический плащ, в котором реплики звучат на грани сна. Речь актёров проходит через «фрактальное обрезание»: согласные сжимаются, гласные удлиняются, формируя осознанную аритмию. Приём вызывает пикномания (греч. πικνός — плотный) — желание переслушивать фразы ради скрытых нюансов.
Контекст вектора времени
Сюжет переносит зрителя в 1997-й, а оптика смотрит в 2025-й. Город без имени живёт ночью, словно orchestrion: механические тени, хлопоты неона, шорох дисковых телефонов. Создатели нанесли на повествование слой ретрофутуристичной меланхолии: соцсети существуют, но передаются факсами, валютой служат кассетные ленты с письмами-полевками — аудио-мемуарами подпольных идеологов. Такой хронотоп активирует эффект «анахронной щели»: переход между временными слоями ощущается вибрацией, когда сюжетный аккорд совпадает с басовым ударом. Семь серий, семь ночей, семь падений луны — структура, схожая с ладовым кругом: каждая часть тонизирует собственную эмоцию.
Постановка поднимает темы гештальт-потери, телесного запустения, этического ихтиандризма — идеи смены оболочки, когда тело воспринимает город как аквариум. Без дидактики, без лозунгов, но с хирургической точностью.
За плечами у меня десятки рецензий, но здесь впервые применил метод «полифонической деконструкции»: разложил серию на звуковые, визуальные, фабульные партии и сверил темп друг с другом. Совпадение — 63 удара в минуту, пульс спящего взрослого. Создатели добились гипногенного эффекта: зритель растворяется, не теряя бдительности.
До финальных титров звучит лишь одно слово — «run». Оно отсылает к белым кроличьим легендам Алисы, однако смысл перевёрнут: бегство понимается как медитация движения, покой не спасает.
Премьерный показ пройдёт в январе в кинотеатре «Мизантроп». Подпольный слух уже сравнил проект с «Твин Пикс» эпохи мемов. Я подпишусь под другой формулой: «Черный кролик» — пахта гармонии и ужаса, вытканная на ткацком стане из шумов, тишины и экрана.
