Май 2024 строит кинематографическую партитуру без пауз: студии синхронно выстреливают крупными релизами, будто духовой оркестр, уверенный в собственном форте. Я погружаюсь в эту какофонию жанров и расслоений, прислушиваюсь к подтексту, высоте медиарекламы, качеству актёрской химии. На радаре семь проектов, выдвигающих контраргументы скуке даже при самом искушённом зрителе.
Пустынный рев моторов
«Furiosa: A Mad Max Saga» разгоняет пост-апокалиптику до ступора барабанных перепонок. Джордж Миллер снова устраивает декафонию ржавых металлов и бархата вечерних закатов. Монтаж в стиле анжамбемана ломает привычную метрономию, а партитура Тома Холкенборга (псевдоним Junkie XL) вибрирует инфраузлами — редким приёмом, когда басовые частоты размещаются ниже 20 Гц, физически давя грудную клетку. Я отмечаю дигисценарий (рукопись, созданную сразу в цифровой среде) — Миллер не печатал бумажные версии, повышая гибкость правок. Аня Тейлор-Джой вписывает новую штриховку в мифологию франшизы, а Крис Хемсворт утяжеляет кадр карикатурной маскулинностью.
«Kingdom of the Planet of the Apes» открывает новую диазону (период, отделяющий две тематические эпохи). Режиссёр Уэс Болл выводит обезьян на уровень постколониального трактата. Захватывает не только грандиозное перформативное обезьяночеловеческое пике, но и глубокий дизайн руин: художники опирались на концепцию ахеографии — «письменности разрушения», когда декорация сама рассказывает предысторию. Оркестровке Джона Пауэлла включает редкую технику паганинизма: скрипачи дерзят нейлоновыми медиаторами, создавая звуковой градиент между колдовствомвством и машинизмом.
Комедийный аккорд
«The Fall Guy» вдохновляется одноимённым телешоу 1980-х. Райан Гослинг и Эмили Блант плетут роман в ритме каскадёрской сомнамбулии. Режиссёр Дэвид Литч цитирует термин «ноосфера трюков» — коллективное поле знаний о риске, где дублёры общаются жестами и шрамами, будто тайной письменностью. Саундтрек прячет аллюзии на hair-metal, создавая контраст между вкрадчивой мелодикой и грохотом падений.
Соседняя премьера, «IF» Джона Красински, выводит зрителя в зону интимного сюрреализма. Воображаемые друзья получают форму CGI-пластики, а тембры Александра Деспла робкой ходой напоминают о детских музыкальных шкатулках. Картина обнимает детскую психику без лишней патетики, предъявляя доказательство: внутренняя мифология остаётся живучей даже при цифровом перенасыщении.
«Back to Black» — биографическая апертура жизни Эми Уайнхаус. Сам Тамара Дженкинс дирижирует монтажом, сочетая архивную зернистость Super 8 с цифровой четкостью, создавая эффект двуречия, когда прошлое и настоящее разговаривают синкопами. Музыкальные номера звучат без прикрас, продюсеры переносили оригинальные дорожки, минимизируя ремастеринг, сохраняя тимбрологию — совокупность оттенков тембра.
Анимационные витамины
«The Garfield Movie» приносит новую, более сфуматную палитру, чем ранние экранизации стрипа. Крис Прэтт озвучивает кота с бархатной лентой, а композитор Джон Дебни вкладывает в саунд оникс-джаз: жанровый гибрид, где баритон-саксофон налагается на ло-фай-бит. Лаконичные шутки подмигивают взрослому зрителю — авторы избегают инфантильной патоки.
Российский прокат впускает «Этерна. Часть 1» — фэнтезийный эпос по романам Веры Камши. Картина предлагает не клон «Властелина», а альтернативу, основанную на барокко-реалистичной декорации и политическом хитросплетении. Композитор Сергей Екимов интегрирует гангель (колокольчик из палладиевого сплава, дающий долгий холодный звон) — штрих, вызывающий ощущение северной пустыни.
Резюмируя кривую месяца, замечаю силуэт любопытной тенденции: мейнстрим настойчиво флиртует с авторскими амбициями. Блокбастер осваивает остросоциальные подтексты, фестивальные ленты ухаживают за широкой аудиторией. Май прогрес-ссирует без спешки, но каждый громкий релиз вписывает собственный аккорд, превращая календарь в симфонию, где звукорежиссёры и прокатчики дирижируют вдоль одного пульса — зрительского интереса.
